Все, наверно, слышали о певчих чудо-птицах - Сирине, Алконосте, Гамаюне. Они пришли к нам из древнейших легенд и сказаний. Спускаясь на Землю, они, якобы, поют здесь свои чудесные песни. Вот только песни у них разные: если встреча с одними птицами на сне или наяву благоприятна для человека, то от других ничего хорошего ждать не приходится.
«...Птица Сирин мне радостно скалится -
Веселит, зазывает из гнёзд,
А напротив - тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черёд -
Это птица Гамаюн
Надежду подаёт!...»
В. Высоцкий
Как гласят предания, Алконост и Сирин – это птицы из райского сада Ирия, и обе обладают волшебным чарующим голосом.
Но только Алконост - это птица, дарящая своим пением радость, а песни Сирина – губительны для людей.
Существа, подобные этим птицам, можно встретить в древнегреческих мифах (Сирены и другие), а к нам эти образы попали из Византии.
Алконост
Алконост – это дева-птица из Райского Сада с человеческим лицом необыкновенной красоты, имеющая одновременно и руки, и крылья. Голову ее обычно украшает корона.
Алконост несет яйца на краю моря и опускает их под воду. В это время устанавливается очень тихая безветренная погода. Так продолжается неделю, пока не вылупятся птенцы.
Но самое удивительное, что есть в этой птице, - это чудесный завораживающий голос, приводящий людей в полный восторг. Услышав пение Алконоста, они забывают про все на свете. Это светлая птица, несущая людям добро, радость и утешение.
Птица Сирин
Наряду с Алконостом, в Райском Саду живет еще одна дева-птица с дивным голосом – птица Сирин. Внешне эти две птицы очень похожи, только у Сирина нет рук, а имеются лишь крылья.
Ее голос также заставляет людей забыть обо всем на свете, но очень уж коварно это ее пение, и люди от него падают замертво.
В противоположность Алконосту, Сирин – это птица, олицетворяющая темные силы, и встреча с ней не сулит ничего хорошего.
Сирин очень боится громких звуков, и люди, завидев ее, специально поднимают шум - стреляют из пушек, звонят в колокола. И таким образом отгоняют птицу.
На старинных лубках как раз изображены такие моменты:
Прекрасная дева-птица, усевшись на яблоню или цветущий куст, распростерла крылья и, видимо, уже начала петь, поскольку неподалеку от нее есть первые поверженные жертвы. Жители пытаются прогнать ее и готовят для этой цели пушки.
Позже образ Сирина видоизменился, и он тоже стал символом радости и счастья, как и Алконост.
«Прилетела птица райская,
Садилась на тот сырой дуб,
Пела она песни царские.
Кто в эту пору-времечко
Помоется росою с этой шелковой травы,
Тот здрав будет.»
Эти две райские птицы часто и летают вместе.
Яблочный Спас
«По народному сказанию, утром на Яблочный Спас прилетает в яблоневый сад птица Сирин, которая грустит и плачет. А после полудня прилетает в яблоневый сад птица Алконост, которая радуется и смеётся. Птица смахивает с крыльев живую росу и преображаются плоды, в них появляется удивительная сила - все плоды на яблонях с этого момента становятся целительными
».
Вещая птица Гамаюн
Есть ещё одна певчая птица – Гамаюн. Возможно, ее имя произошло от слова «гамаюнить» (баюкать).
Считается, что крик этой птицы несет, услышавшему его, добрую весть.
Про все на свете знает эта птица, и многие обращались к ней за советом. Умеет она и предсказывать будущее, но только тем людям, которым понятны ее тайные знаки.
«Прилети, Гамаюн, птица вещая, через море раздольное, через горы высокие, через темный лес, через чисто поле. Ты воспой, Гамаюн, птица вещая, на белой заре, на крутой горе, на ракитовом кусточке, на малиновом пруточке
».
«Птица вещая, птица мудрая, много знаешь ты, много ведаешь… Ты скажи, Гамаюн, спой-поведай нам… Отчего зачался весь Белый Свет? Солнце Красное как зачалось? Месяц светлый и часты звездочки отчего, скажи, народились? И задули как ветры буйные? Разгорелись как зори ясные?
...Ничего не скрою, что ведаю…
»
Полет Гамаюна часто сопровождается смертоносной бурей, надвигающейся с востока.
«Разгулялась непогодушка, туча грозная поднималася. Расшумелись, приклонились дубравушки, всколыхалась в поле ковыль-трава. То летела Гамаюн - птица вещая со восточной со сторонушки, бурю крыльями поднимая. Из-за гор летела высоких, из-за леса летела темного, из под тучи той непогожей.
»
В отличие от Алконоста и Сирина, эта птица пришла к нам не из Греции, а с иранского Востока.
Виктор Васнецов "Гамаюн, птица вещая", 1895г.
Стратим-птица
В славянской мифологии есть еще одна птица, имеющая человеческое лицо. Имя ее Стратим, и живет она на море. Считается, что именно от нее пошли все остальные птицы, она является их прародительницей.
Крик ее настолько сильный, что вызывает страшную бурю.
Стоит ей лишь слегка повести крылом – и море начинает волноваться.
А что происходит, когда она взлетает! На море поднимаются огромные волны, переворачивающие корабли и сметающие на берегах целые города.
Даже одно ее перышко приносит людям счастье. Жар-птица прекрасно поет, но только не в плену, разговаривает человеческим голосом, может исполнять желания.
М. Врубель Царевна-лебедь
Наполовину лебедь, наполовину прекрасная девушка. В народных сказаниях это существа особой красоты и обольстительности, живущие на берегу моря.
Образ царевны-лебедя встречается не только в сказках, он весьма распространен и в русском искусстве.
Достаточно вспомнить «Сказку о царе Салтане» Пушкина, оперу Римского-Корсакова, и, конечно же, знаменитый врубелевский шедевр.
Каждый из нас еще с детства помнит ощущение полета, так как во сне все его совершали. А потом мы на протяжении всей жизни вспоминаем его, так как этого ощущения всем не хватает, и мысленно завидуем всем птицам. Эти существа воспринимаются нами как загадочные и наделенные мистическими способностями, которые приносят счастье и могут предсказать будущее.
В мифологии славян птица имеет значимое место. Божество по имени Род, которое является верховным и началом всех начал, на земле воплощался в серую уточку, которая исполняла функцию его символа и была носителем его же силы. Именно от этой уточки и появились два яйца – Явь и Навь, которые воплощали добро и зло, жизнь и смерть.
К нам дошли разные образы птиц. Это обуславливается масштабностью территории, которую занимали славянские народы. Но всех птиц, что были наделены народом разными качествами, можно поделить на три группы. В первую стоит засчитать таких мистических существ, как полуптицы-полулюди, что обладают пророческим даром и способны принести человеку радость или горе, счастье или беду. К ним можно отнести таких как: Гамаюн, Алконост, Сирим, Стратим и Феникс.
Гамаюн
Это птица, что была посланницей богов и пела для людей гимны богов. Этим она провозвещала будущее всем, кто мог услышать тайное. В старинном издании «Книга, глаголемая Козмография» есть карта, на которой находится изображение круглой равнины земли, что вокруг омывается рекою-океаном. На востоке можно увидеть остров Макарийский, что находится первым от востока солнца, возле рая, поэтому и говорят, что на этот остров прилетают райские птицы Гамаюн и Феникс. Известно, что когда с солнечного востока приходила буря, что несла смерть, то это летел Гамаюн. Ему известно все о возникновении богов и героев, о происхождении неба и земли, людей и все живых существ. Древнее поверье гласит, что если кричит птица Гамаюн, то она предвещает что-то радостное и счастливое.
Алконост
Эта птица была чудесной жительницей славянского рая под названием Ирия. Она представляла собой существо с лицом женщины и телом птицы. Пела она сладким голосом. Тот, кто слышал пение Алконоста, забывал все на свете, так как прибывал в восторге. Но эта птица не несет зла людям, не то что ее подруга Сирин. Алконост свои яйца несла на краю моря, но их она не высиживала, а погружала их на глубину в море. В это время на протяжении семи дней можно было наблюдать безветренную погоду, пока не появлялись из яиц птенцы. Миф славян об алконосте похож на древнегреческое сказание о Алкионе, т.е. о девушке, что была превращена богами в зимородка.
Сирин
Представляет собой райскую птицу, однако она не является такой же светлой как Алконост или Гамаюн. Синин – это птица, которая несет темную силу и представляет собой посланницу мира подземелья. Выглядит она как полуженщина-полуптица: от головы по пояс – это несравненная по красоте женщина, а ниже – птица. Те, кто слышит ее голос, забывают все, а вскоре становятся обреченными на несчастье или смерть. При этом нет такой силы, которая бы смогла заставить не слушать пение Сирина.
В стародавних сказаниях говорится о том, что Стратим – это птица, что является прародительницей всех остальных птиц. Обитает она, как и Алконост, на море-океане. Во время крика Стратима возникает буря, а если она заденет крылом море, то оно обязательно колышется и волнуется. А когда Стратим-птица взлетает, то море так волнуется и поднимаются такие волы, что все корабли утопают и смываются леса и города с берегов. Этим она напоминает Морского царя.
Некоторые сказания гласят о том, что Стратим помогла выбраться с безлюдного острова герою, а также поспособствовала тому, чтоб он долетел до земли. За это герой спас ее птенцов. Также до сих пор сохранилось пророчество, которое несет в себе некую загадочность. В то время, когда Стратим-птица в два часа после полуночи вострепещется, тогда мы услышим пение петухов на всей земле, и вся земля станет освещенной.
Феникс
Представляет собой птицу из мифов, которая имеет возможность сжечь себя. Феникс встречается в мифах разных культур. Внешне она выглядит как орел, который имеет яркое красное оперение. Когда Феникс предвидит собственную смерть, то самосжигается в своем же гнезде, а из ее пепла возникает птенец. Есть также и другие версии этого мифа, когда происходит возрождение из пепла.
Скорей всего Жар-птица как птица-сказочный персонаж имеет прототип – Феникса. Она представляет собой отдельный персонаж в русских сказках, который служит целью для поиска главных персонажей. Перья жар-птицы имеют способность светиться и блестят, чем поражают человеческое зрение. Для того чтобы добыть жар-птицу нужно пройти немало трудностей. Это и есть главной задачей, которую ставит перед сыновьями царь(отец). Находит эту жар-птицу только один из них – добрый младший сын. Мифолог Афанасьев объясняет жар-птицу, как персонаж, который олицетворяет огонь, свет и солнце. Жар-птица поедает яблоки из золота, что дарят ей молодость, бессмертие и небывалую красоту, а во время пения из ее клюва падает жемчуг. Во время пения жар-птицы исцеляются все больные, а слепые становятся зрячими. Если отбросить в сторону все произвольные объяснения мифов, то жар-птицу можно сравнить с птицей Фениксом, которая была очень популярна в средневековых русских и западноевропейских литературных рассказах. Жар-птица также служит в качестве прототипа павлинов. Если исходить из этого сравнения, то молодильные яблоки легко сопоставимы с плодами с гранатового дерева, которые в качестве лакомства предпочитает Феникс.
Третью группу составляют птицы, что не имеют в своем облике чего-то небывалого. Им просто присущи какие-то сказочные свойства: умение говорить, совершать помощь и вред другим сказочным персонажам. Они практически всегда представляют собой спутников персонажей, например, Бабы-яги или Кощея бессмертного. В эту группу входят совы, вороны и черные дрозды.
Алконо́ст (алконст, алконос) — в русских и византийских средневековых легендах райская птица-дева бога солнца Хорса, приносящая счастье. По сказанию XVII века алконост пребывает близ рая и когда поет, то сам себя не ощущает. Алконост утешает своим пением святых, возвещая им будущую жизнь. Алконост несёт яйца на берегу моря и, погружая их в глубину моря, делает его спокойным на 7 дней. Пение Алконоста настолько прекрасно, что услышавший его забывает обо всём на свете.
Образ Алконоста восходит к греческому мифу об Алкионе, превращённой богами в зимородка. Эта райская сказочная птица стала известна по памятникам древнерусской литературы и лубочным картинкам.
Алконост изображается полуженщиной-полуптицей с большими разноцветными перьями (крыльями), человеческими руками и телом. Девичья голова, осененная короной и ореолом, в который иногда помещена краткая надпись. В руках держит райские цветы или развернутый свиток с объяснительной надписью. Легенда о птице Алконост перекликается с легендой о птице Сирин и даже частично её повторяет. Истоки же этих образов следует искать в мифе о сиренах. Существует подпись под одной из лубочных картинок с её изображением: «Алконост близ рая пребывает, иногда и на Евфрате-реке бывает. Когда в пении глас испущает, тогда и самое себя не ощущает. А кто вблизи тогда будет, тот всё на свете забудет: тогда ум от него отходит, и душа из тела выходит». Сравниться с Алконостом в сладкозвучии может лишь птица Сирин.
(формат PDF, 373 Кб)
Программы дополнительного образования для школьников
(текст, формат DOC, 43 Кб)
Птица Сирин
Си́рин [от греч. seirēn, ср. сирена] — птица-дева. В русских духовных стихах она, спускаясь из рая на землю, зачаровывает людей пением, в западноевропейских легендах — воплощение несчастной души. Происходит от греческих сирен. В славянской мифологии чудесная птица, чье пение разгоняет печаль и тоску; является лишь счастливым людям. Сирин — это одна из райских птиц, даже самое ее название созвучно с названием рая: Ирий. Однако это отнюдь не светлые Алконост и Гамаюн. Сирин — темная птица, темная сила, посланница властелина подземного мира.
Иногда прекрасная птица Сирин встречается в образе настоящей птицы, без всяких человеческих составляющих. Её перья покрывает невидимая масса, символизирующая Стихии. «Крылья ее были белые с голубыми и красными полосами, как карамелька, клюв — нежно-фиолетовый, заостренный, похожий на клинок, а глаза яркие, зеленые, цвета молодой листвы, и мудрые, благосклонные».
Птица Гамаюн
Гамаю́н — по славянской мифологии вещая птица, посланник бога Велеса, его глашатай, поющая людям божественные гимны и предвещающий будущее тем, кто умеет слышать тайное. Гамаюн всё на свете знает о происхождении земли и неба, богов и героев, людей и чудовищ, птиц и зверей. Когда Гамаюн летит с восхода, приходит смертоносная буря.
Первоначально — из восточной (персидской) мифологии. Изображалась с женской головой и грудью. Собрание мифов «Песни птицы Гамаюн» повествует о начальных событиях в славянской мифологии — сотворении мира и рождении языческих богов. Слово «гамаюн» происходит от «гамаюнить» — баюкать (очевидно, потому, что эти легенды служили также сказками детям на ночь). В мифологии древних иранцев есть аналог - птица радости Хумаюн. «Песни» делятся на главы — «Клубки».
Птица Феникс
Фе́никс (возможно от греч. φοίνιξ, «пурпурный, багряный») — мифологическая птица, обладающая способностью сжигать себя. Известна в мифологиях разных культур. Считалось, что феникс имеет внешний вид орла с ярко-красным оперением. Предвидя смерть, сжигает себя в собственном гнезде, а из пепла появляется птенец. По другим версиям мифа — возрождается из пепла.
Согласно Геродоту, это птица в Ассирии. Живёт 500 лет. Упоминается многими античными авторами. Обычно считалось, что Феникс — единственная, уникальная особь, а не мифологический вид птиц. Позже — символ вечного обновления.
Птица Бенну (Бен-Бен)
Бенну (Бен-Бен) — в египетской мифологии птица — аналог феникса. По легенде является душой бога Солнца Ра. Название связано со словом «вебен», означающим «сиять».
По легенде Бенну появилась из огня, который горел на священном дереве во дворе храма Ра. По другой версии Бенну вырвалась из сердца Осириса. Изображалась в виде серой, голубой или белой цапли с длинным клювом и хохолком из двух перьев, а также в виде жёлтой трясогузки или орла с красными и золотыми перьями. Существуют также изображения Бенну в виде человека с головой цапли.
Бенну олицетворяла воскресение из мёртвых и ежегодные разливы Нила. Символизировала солнечное начало.
Жар-птица — сказочная птица, персонаж русских сказок, обычно является целью поиска героя. Перья жар-птицы обладают способностью светить и своим блеском поражают зрение человека.
Добыча жар-птицы сопряжена с большими трудностями и составляет одну из главных задач, которые задает в сказке царь (отец) сыновьям. Добыть жар-птицу удается лишь доброму младшему сыну. Мифологи (Афанасьев) объясняли жар-птицу в виде олицетворения огня, света, солнца. Жар-птица питается золотыми яблоками, дающими молодость, красоту и бессмертие; когда она поет, из её клюва сыплются жемчуга. Пение жар-птицы исцеляет больных и возвращает зрение слепым. Оставляя в стороне произвольные мифологические объяснения, можно сопоставить жар-птицу со средневековыми, очень популярными и в русской, и в западноевропейской литературе рассказами о птице Феникс, возрождающейся из пепла. Жар-птица также является прототипом павлинов. Молодильные яблоки, в свою очередь, можно сопоставить с плодами гранатового дерева, излюбленного лакомства Фениксов.
Птица Симург
Симург - вещая птица, первоначально встречалась лишь в иранских мифах, но позже ареалом ее обитания стала и тюркская традиция (Симург перелетел туда, возглавляя стаю пери и дэвов).
На новом месте Симург вполне обжился, о чем свидетельствует, например, факт присутствия его в узбекских дастанах. В сказочных дастанах Симург - положительный образ: гигантская птица, как правило, помогает герою, оказывая ему транспортные услуги, - например, переносит к родным. В классической тюркской лирике образ Симурга несет уже иную смысловую нагрузку, - таинственная птица проживает на горе Каф - горной цепи, по краю опоясывающей землю и поддерживающей небеса, - то есть обитает на самом краю света.
Симург - фантом, его никому не дано увидеть. На языке поэзии выражение «увидеть Симурга» означает - осуществить несбыточную мечту. Этот образ получил дальнейшее развитие и несколько иную трактовку в суфийской литературе. В «Беседе птиц», знаменитой поэме персидского поэта Фаридиддина Аттара, Симург - это аллегорическое выражение подлинного знания, символ тождества творца и творения. Алишер Навои изложил свой вариант этой поэмы на тюркском языке, назвав ее «Язык птиц».
В поэме Навои птицы отправляются на поиски мудрого шаха Симурга, дабы он спас их от страданий жизни. Миновав семь долин (семь ступеней на пути совершенствования), пройдя множество испытаний, птицы в финале странствия достигают пышных садов единения - обители Симурга - где в каждой розе, словно в зеркале, видят собственное отражение.
Птицам открывается, что шах Симург - это они, тридцать птиц (из огромной стаи лишь тридцать достигли цели). Слово «си» по-персидски - тридцать, «мург» - птица.
Симург и его подданные едины:
Тот, кто был вознесен к единению разом,
Тайн единого бога достиг его разум.
Блеск лучей единенья даст свет его взгляду,
Меж “тобою” и “мною” разрушит преграду.
(Навои, «Язык птиц»)
Воплощая столь абстрактные идеи, Симург, тем не менее, не лишен вполне материального оперения: в поэме «Язык птиц» рассказывается, как, пролетая над Китаем, он обронил перо необычайной расцветки - сверкающее столь ярко, что весь Китай (в поэме - город) оделся сиянием. С этого дня все китайское население обрело пристрастие к занятию живописью. Самым виртуозным живописцем стал Мани, легендарный основатель манихейства (религии, сочетающей черты зороастризма и христианства), - в классической восточной поэзии Мани - образ гениального художника.
Таким образом, Симург, в дополнение к трем вышеозначенным ипостасям, может служить и символом искусства.
В.М. Васнецов "Сирин и Алконост. Птица радости и Птица печали"
А не поговорить ли нам о птицах? Да не о простых, а о сказочных! Птица - одновременно символ счастья, полёта, мечты; печали, грусти и размышления; прожорливости и коварности. Поэтому, наверное, в мифах, легендах и преданиях и существуют разные птицы. Итак, Алконост и Гамаюн, Сирин и Феникс - герои нашего сегодняшнего разговора.
Алконост
Сказочная птица с человеческим лицом, изображавшаяся на старинных русских лубочных картинах. Голос сладок и волшебен. Лик прекрасной женщины. Тело же птичье.
Живёт Алконост в славянском рае (Ирии).
Кто услышит пение Алконоста, забудет всё от восторга и радости. Алконост может яйца нести “на крае моря”, не высиживая, а погружая в морскую глубину. Семь дней подряд стоит ясная, безветренная погода - значит, вот-вот вылупятся птенцы Алконоста.
Интересно, что славянский миф об Алконосте перекликается с древнегреческой легендой о девушке Алкионе. Согласно древнегреческому мифу, Алкиона, узнав о гибели мужа, бросилась в море и была превращена в птицу, названную по её имени алкион (зимородок). Видимо, так слово попало и в русский язык: это искажение древнерусского выражения “алкион есть птица”.
Сирин
Фрагмент картины В.М. Васнецова "Сирин и Алконост. Птица радости и Птица печали"
Одна из райских птиц. Её название напоминает название славянского рая - Ирий. Хотя, конечно, название это происходит от греческого слова сирена.
В древнерусской письменности и устных сказаниях - мифическая птица с женским лицом и грудью.
Но сирин, в отличие от Гамаюна, Алконоста, птица мрачная, тёмная и печальная. Сирин - воплощение несчастной души.
Кто голос этой птицы услышит, тот забывает обо всём. Но скоро сваливаются на человека несчастья и горести всякие.
В русском искусстве Сирин и Алконост - часто встречающийся сюжет.
Кстати, так и, на самом деле, называют небольшую сову.
Гамаюн
Фрагмент картины В.М. Васнецова "Гамаюн"
Гамаюн - тоже птица, глашатай славянских богов. Она поёт людям божественные гимны, сообщает будущее.
Разгулялася непогодушка,
Туча грозная поднималася.
Расшумелись, приклонились дубравушки,
Всколыхалась во поле да ковыль-трава.
То летела Гамаюн - птица вещая –
Со восточной со сторонушки,
Бурю крыльями поднимая.
Из-за гор летела высоких,
Поэт Николай Клюев посвятил этой птице строки:
Я люблю малиновый падун,
Листопад горящий и горючий,
Оттого стихи мои как тучи
С отдалённым громом тёплых струн.
Так во сне
Что забытый туром бард могучий.
Райские птицы в славянской мифологии. Алконост, Сирин, Гамаюн.
(Билибин-птица алконост)
В известной песне Владимира Высоцкого «Купола» есть такие слова: Словно семь богатых лун
На пути моём встаёт –
То мне птица гамаюн
Надежду подаёт! Трудно сказать, почему для Высоцкого птица гамаюн связывается с появлением семи лун: ни в каких источниках такая связь не отмечена. Но упоминается эта птица в ряду других представителей царства пернатых, хорошо известных на Руси, – это сирин и алконост. И если к концу XIX в. все эти три птицы стали восприниматься как райские (каждая, правда, с некоторыми специфическими характеристиками) и даже изображаться практически одинаково, то пришли они в русскую культуру и в русский язык разными путями. Алконост и сирин – это, так сказать, греки по происхождению, и с каждой из этих птиц связаны идущие от Древней Греции мифологические сказания, расцвеченные в Средние века различными фантастическими подробностями. Алконост
(или алконос) имел и другое название – алкион. В словарях русского языка мы находим такие толкования этих слов: «Алконостъ (алконосъ). То же, что алкионъ»; «Алкионъ. Морская птица (зимородок)» (1); «Алконостъ. Морская птица» (2). В.И. Даль в своём словаре разделяет значения двух этих слов. Вот как толкуется у него слово алкион: «Алкион, алкид, птичка Alcyon, alcedo, лединник, иванок, зимородок, мартынок». Об алконосте В.И. Даль пишет следующее: «Алконост. Сказочная райская птица с человеческим лицом, изображавшаяся на наших лубочных картинах» (3). Во всех этих толкованиях, как мы видим, во-первых, отсутствует указание на связь птицы алкион (или алконост) с древнегреческой мифологией и, во-вторых, не даётся объяснение связи этих двух слов (они или просто приравниваются друг к другу, или считаются разными словами). Начнём с ответа на второй вопрос. Как полагает специалист в древнерусских названиях животных О.В. Белова, первоначальной, вероятно, следует признать форму алкион (от греч. alkion). Название алкуонестъ в списке XIII в. первой славянской энциклопедии «Шестоднева» Иоанна Экзарха Болгарского представляет собой искажённое алкуонъ естъ. Впоследствии эта форма укоренилась в виде аконостъ, алконосъ, хотя наряду с новой формой, правда очень редко, употреблялась и исходная форма «алкионъ». О.В. Белова резюмирует: «Так, в результате неправильного прочтения текста и дальнейшего закрепления погрешности на письме, баснословная птица получает собственное имя и становится Алконостом» (4). Название же птички алкион (зимородок) восходит к древнегреческому мифу об Алкионе (или Гальционе), дочери бога ветров Эола, жене фессалийского царя Кеика, сына бога утренней звезды Эосфора. Как рассказывает Овидий в «Метаморфозах», Кеик трагически погиб в бушующем море. Алкиона ждала Кеика на вершине утёса. Когда же к утесу прибило волной тело её погибшего мужа, Алкиона бросилась с вершины утеса в волны бушующего моря. И произошло чудо: боги превратили Алкиону в морскую птицу-зимородка. Затем Алкиона-зимородок оживила погибшего мужа. Боги и Кеика превратили в птицу, и они снова стали неразлучными. Греки считали, что когда Алкиона высиживает яйца, на Ионическом и отчасти Эгейском морях устанавливается в течение двух недель затишье (неделя до и неделя после зимнего солнцестояния), так как отец Алкионы Эол, бог ветров, удерживает в это время подвластные ему ветры. Об этом Овидий так пишет в «Метаморфозах»: Зимней порою семь дней безмятежных сидит Алкиона Смирно на яйцах в гнезде, над волнами витающем моря. По морю путь безопасен тогда: сторожит свои ветры, Не выпуская, Эол, представивши море внучатам. Дни затишья на море, когда Алкиона-зимородок выводила своих птенцов, греки называли «алкионины, или зимородковы дни». В древнерусском языке они назывались алкионитские, алкионтьскые, алкуонитские или алконостские (5), а также алконотъские, алкуонтьскые, алкионицкия, алкионовы, алсконстии, халкионския и др. (6)
(Райская птица Алконост. Конец 18 - начало 19 века. Неизвестный художник. Чернила, темпера) В древнехристианских памятниках сказание об Алкионе встречается в «Шестодневах», представлявших собой, как уже упоминалось, энциклопедии того времени (название напоминает о шести днях творения мира folkor.ru). Таковы «Шестодневы» Василия Великого, Амвросия Медиоланского и Псевдо-Евстафия. В «Физиологи» («Описания природы» в переводе с греческого folkor.ru) и «Бестиарии» («Описания животных» в переводе с латинского folkor.ru) это сказание попало позже. На Руси об алкионе-алконосте узнали, вероятнее всего, из «Шестоднева» Иоанна Экзарха Болгарского (7). Сказание об Алкионе-алконосте постепенно претерпевало различного рода изменения и дополнения. В «Шестодневе» Иоанна Экзарха Болгарского говорится просто о том, что алкион строит гнездо на берегу моря и выводит птенцов зимой: «Алкион (зимородок) – морская птица, гнездо себе делает на морском берегу, кладёт яйца в самый песок. Сносит яйца в середине зимы, когда море из-за частых ветров и бурь бьётся о землю. Но, однако, перестают [дуть] все ветры, и стихают волны в то время, когда алкион насиживает яйца в течение семи дней, ибо в эти дни выводит он птенцов. Но поскольку им нужна и пища, другие семь дней на взращение птенцов дал великий даритель Бог малому этому животу. Это знают и все моряки и называют эти дни алкионическими» (8). Далее следует толкование этого сказания: если Бог ради малой птицы сдерживает зимнее море, что есть, чего он не может сотворить ради человека, созданного по образу и подобию Божию? Ранний вариант сказания об алконосте-алкионе может быть передан следующим образом: Выводит птенцов алконост у воды,
На влажном песке, средь прибрежных камней.
И море, чтоб птице не сделать беды,
Спокойным бывает четырнадцать дней.
Печётся Господь и о птичьей судьбе.
А что говорить, человек, о тебе?
(Поэтическое переложение автора) В дальнейшем это сказание дополнилось сообщением о том, что алкион-алконост откладывает яйца не на берегу, а в глубину моря. Вот что пишет об этом, например, Азбуковник XVII в.: «Есть птица именем алконостъ, имеет гнездо на брезе песка во край моря и ту кладет яйца своя; время же изытия чадом ея в зимныи год бывает, но егда почютитъ изытию чадом ея, взимает въ яйцах чада своя и носит на среду моря и пущает во глубину, тогда убо море многими бурями ко брегу приражается, но, егда сносит алконостъ яйца на едино место и насядет на них верху моря и яицем ея, во глубине сущим, и море непоколебимо бываетъ за семь дний, дондеже алконостова яйца излупятся в воде, во глубине, вышед же, познают родителя своя; сия седмь днии корабленицы наричют алконостъския» (9). В более поздних сборниках алконосту приписывается свойство струфокамила (страуса), который не отводит взгляда от яиц в гнезде пока птенцы не вылупятся. Говорится также, что если яйцо алкиона «праздно» (т.е. не имеет внутри зародыша птенца), то оно всплывает на поверхность; оно не портится и его вешают под паникадилом в церкви (10). Алкионъ-алконостъ в этой, первой своей ипостаси зимородка изображался как обычная птица, иногда больших размеров, часто откладывающая в глубину моря яйца. Таков он, например, в лицевом списке XVIII в. «Собрание о неких собствах естества животных» Дамаскина Студита. В отличие от изображения, название этой птицы в древнерусском языке значительно варьировалось. Можно выстроить такой ряд вариантов: Алкионъ, алкидонъ, алкуон (естъ), алционъ, лакион, халкион, алконостъ, алконосъ, алконотъ, алконостъ, алкуностъ, алъконость, антоностъ и др. (11) Алконостъ во второй своей ипостаси – это не зимородок, а мифическая райская птица. Вот как описывается она в настенном лубке «Птица Алконост и птица Сирии»: «Птица райская алконостъ:
Близ рая пребываетъ.
Некогда и на Ефрате реце бываетъ.
Егда же в" пении гласъ испущаетъ
тогда и сама себе неощущаетъ.
А кто во близости ея будетъ,
той все в" мире семъ позабудетъ.
Тогда умъ от него отходить и д(у)ша его ис тела исходит.
Таковыми песньми с(вя)тых оутешаетъ
и будущую им радость возвещаетъ.
И многая благая темъ сказуетъ
то и яве перстомъ оуказуетъ» (12). Во второй своей ипостаси алконостъ практически не имел орфографических вариантов, не сильно различались и его изображения: на лубках XVII–XVIII вв. его изображают в виде птицы с девичьим лицом, короной на голове, иногда с руками. Лубочное изображение алконоста уже мало чем отличается (конечно, кроме техники и мастерства изображения) от Алконоста на известной картине В.М. Васнецова «Песни радости и печали». Так в русской культуре гречанка Алкиона прошла ещё более удивительную, чем в «Метаморфозах» Овидия, цепь превращений:
девушка – птичка-зимородок – фантастическая морская птица алкион-алконост – прекрасная райская птица Алконост.
(птица Сирин-изображение на сундуке) Не менее интересной, чем у Алконоста, была и многовековая история ставшего в конце концов его непременным спутником
Сирина,
ведущего происхождение от греческих сирен. В древнегреческой мифологии сирены – это демонические полуженщины-полуптицы, а точнее птицы с женскими головами. Существует множество мифов о происхождении сирен. По одной версии они были дочерьми речного бога Ахелоя и музы Терпсихоры или Мельпомены. По другой дочерьми стража всех морских чудовищ Форкиса и музы Терпсихоры или Стеропы, дочери Портаона. В полуптиц-полуженщин сирен, по преданию, превратила Афродита, разгневанная тем, что сирены из гордости не позволяли лишить себя девственности ни людям, ни богам. Другой миф сообщает, что в женщин с птичьими туловищами сирены были превращены музами за то, что они, обладая прекрасными голосами, вызвали муз на состязание в пении.
 (Джон Вильям Уотерхаус, Одиссей и сирены, 1891)
Есть и другая версия их превращения. Сирены первоначально были нимфами из окружения юной богини Персефоны. Когда её похитил властелин загробного мира Аид, разгневанная мать Персефоны богиня плодородия Деметра придала сиренам их полуптичий облик. В другом варианте этого мифа они сами захотели превратиться в птиц, чтобы отыскать Персефону. Когда же люди отказались им помочь, сирены поселились на пустынном острове, чтобы мстить роду человеческому. С тех пор они стали заманивать своим сладкоголосым пением мореходов и на берегу убивали их, высасывая из них кровь. Скалы острова сирен были усеяны костями и высохшей кожей их жертв. Местом обитания сирен называли то берег у Сорренто (!), то остров Капри, то мелкие островки в Мессинском проливе, неподалеку от местопребывания Сциллы и Хáрибды. По преданию, мёртвое тело одной из сирен, Партенопы, было прибито волнами к берегу Кампаньи и дало имя городу, ныне называемому Неаполь (13). Гомер в «Одиссее» рассказывает, что Одиссей, желая услышать пение сирен и остаться живым, заткнул уши своим спутникам воском, а себя велел привязать к мачте. Сирены, соблазняя его, обещали ему всеведение: Здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец,
Сердце усладного пенья на нашем лугу не послушав;
Кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав,
Знаем мы всё, что случилось в троянской земле и какая
Участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян;
Знаем мы всё, что на лоне земли благодатной творится. Интересное превращение претерпевают сирены в классической античности, утрачивая свой дикий хтонический характер. В труде Платона «Государство» они оказываются в свите богини неизбежности Ананке, матери Мойр. Сирены сидят на каждой из восьми сфер мирового веретена, зажатого между колен Ананке, создавая своим пением гармонию космоса. Мифическая птица, имеющая человеческое лицо и пленяющая людей сладким пением, хорошо была известна на Руси и называлась сиринъ. Вот что об этом пишет один из древнерусских Азбуковников: «Сиринъ есть птица от главы до пояса состав и образ человечъ, от пояса же птица; неции ж лжут о сей, глаголюще зело сладкопесниве быти ей, яко, кому послушающу гласа ея, забывати все житие се и отходити в пустыню по ней и в горах заблуждьшу умирати» (14). Слово сирена же обозначало существо, напоминающее русалку:
 (Герберт Джеймс Драпер) «Сирены: дивъ морский, до пояса станъ панянский, а далей рибей» (т.е. до пояса женское тело, а далее рыбье);
«Сирена, пол убо ея девица, пол же ея есть рыбе подобно»;
«Сирины (...) иже удивление морское некое. С верху до пояса тело девичье, а от пояса до ногу труп рыбей, которые сладким своим пением людий убивают, сном усыпаютъ, их морскою водою потопляют» (15). В Западной Европе первое появление сирен с рыбьими хвостами, так сказать сирен-русалок, на миниатюрах и рельефах относится к XII в. Интересна миниатюра из одного средневекового бестиария, на которой изображены три сирены с женскими лицами, торсами и руками, с птичьими крыльями и ногами, но в то же время с рыбьими хвостами (16). Это – гибрид классической сирены и сирены-русалки. Представления о сиренах-русалках долго бытовали в Европе, особенно среди моряков. Объяснение этому можно найти в сходстве с сиренами-русалками таких морских животных из отряда травоядных китов, как уже полностью уничтоженная в наши дни морская корова, или капустница, а также ламантин и дюгонь. Кроме того, в древнерусских памятниках встречается описание как бы «перевернутых» классических сирен с птичьим верхом и человеческим низом, в действиях своих вполне классическим сиренам подобных: «...на острове сидят и мимо их пловущих пресладким пением своимъ к себе привлачают, привлекши же увы до смерти держат. А видением жены от пояса до верху обличие лица струсова имут, струе бо птица и пером красна, как и тии имеют, а от полу к ногам женский стан» (17). Упоминают некоторые древнерусские памятники и неких сиринов, которые до чресел имеют человеческий образ, а ниже – гусиный (18). О.В. Белова отмечает сравнение этих сиринов с бесами, которое восходит, очевидно, к древнееврейскому оригиналу, где se"irim значит "зооморфные демоны, обитающие в пустынных местах". Вероятно, именно такие сирины изображались в виде антропоморфных существ с покрытой головой и змеиным хвостом или с передними конечностями в виде перепончатых лап и с острым, похожим на гусиный, хвостом (19). И, наконец, следует отметить, так сказать, «реалистические» значения слов «сирин» и «сирена» в русском языке. В первую очередь обратимся к сфере зоологической терминологии. В.И. Даль пишет: «Сирином зовут долгохвостую сову, похожую на ястреба; летает и днём, Sumia». Он же указывает такое значение слова сирена (или сирен): «американская болотная, двулапая ящерица» (20). «Словарь иностранных слов» уточняет, что сирен, а точнее сирены – это «семейство хвостатых земноводных, наружные жабры которых сохраняются в течение всей жизни; обитают в пресных водоемах юго-востока Северной Америки» (21). Как уже отмечалось, отдалённо напоминают сирен-русалок представители отряда травоядных китов, которому и было присвоено общее название «сирены». А.Э. Брэм описывает этих животных таким непоэтическим образом: «Забота о пище поглощает все их внимание, да разве ещё защита детёнышей; ко всему же остальному миру эти ленивые, тупоумные существа относятся вполне равнодушно. Голос их совсем не похож на чудное пение сказочных русалок, от которых они получили своё название, а состоит из слабого, глухого стона» (22). И уж, конечно, очень далёк от голоса классических сирен античности, сирен-русалок или птицы сирина звук, который издают такие устройства, тоже получившие имя «сирена», как: «1. Излучатель звуковых волн большой интенсивности, применяемый на маяках, морских судах и т.д.; 2. Сигнальный гудок с резким воющим звуком» (23). Впрочем, от своих прекрасных тёзок эти полезные приспособления отличаются тем, что издаваемые ими звуки не ввергают людей в опасность, а предостерегают от нее. В XVII–XVIII вв. к числу райских птиц вместе с Алконостом был причислен и Сирин. Пение его служило обозначением божественного слова, входящего в человеческую душу, а на лубках он изображался очень похожим на Алконоста, только Сирин не имел рук, а вокруг его головы часто можно видеть нимб вместо короны. Интересную трансформацию представление о пении Сирина как о входящем в душу человека Божьем слове претерпело в творчестве Н.А. Клюева, который писал: Я – древо, а сердце – дупло,
Где сирина-птицы зимовье.
Поёт он – и сени светло,
Умолкнет – заплачется кровью. Сирин-птица у Клюева – это его муза, а песнь его – это стихи, исходящие из души поэта и входящие в души слушающих. Поэт становится как бы ретранслятором передаваемого Создателем через Сирина адресованного людям божественного слова.
 ("Сирин и Алконост. Песня радости и печали" 1896 В.М.Васнецов) Как уже упоминалось, райские птицы Сирин и Алконост стали персонажами известной картины В.М. Васнецова «Песни радости и печали», вдохновившей юного Александра Блока на раннее его стихотворение «Сирин и Алконост. Птицы радости и печали», датированное 2325 февраля 1899 г. Сирин и у Васнецова, и у Блока становится символом радости, нездешнего счастья. Вот как описывает эту райскую птицу молодой поэт: Густых кудрей откинув волны,
Закинув голову назад,
Бросает Сирин счастья полный,
Блаженств нездешних полный взгляд. Алконост же, напротив, предстаёт символом неизбывной печали, средоточием власти темных сил: Другая – вся печалью мощной
Истощена, изнурена...
Тоской вседневной и всенощной
Вся грудь высокая полна...
Напев звучит глубоким стоном,
В груди рыданье залегло,
И над её ветвистым троном
Нависло чёрное крыло. Надо сказать, что ни радостный, счастливый Сирин, ни тем более истощённый печалью Алконост не находят соответствий в истории связанных с этими птицами преданий. Греческие сирены-полуптицы, средневековые сирены-русалки или таинственные сирины-полуутки никогда ни с чем радостным не ассоциировались. Наоборот, как мы помним, связаны с ними трагические мотивы гибели слушающих их чарующие песни или встречающих их на своём пути в пустынных местах. Алкиона-алкион-алконост имела, конечно, веский повод для глубочайшей печали, когда погиб её муж Кеик. Но боги сотворили чудо, спасли их, обратив, правда, в птиц, но не оставив своей заботой и в птичьем виде. Не случайно алконост в «Шестодневах», «Физиологах» и «Бестиариях» – символ заботы Бога даже о самом малом творении своём. На лубках XVII–XVIII вв. птицы Сирин и Алконост изображались обе жизнерадостными, приближёнными к Богу в его райской обители и тоже вряд ли могли рассматриваться как символы радости и печали. Дуализм и Васнецова, и Блока – это, конечно, уже явления Нового времени, приметы грозовых зарниц истории, озарявших горизонт грядущего страшного XX в. Художник и поэт на рубеже веков сотворили свой новый миф, отражавший новое понимание сути мира человеком уходящего золотого века русской культуры. Птица Алконост как птица грусти и печали встречается и в творчестве Н.А. Клюева, которому древнерусская мифология вообще была особенно близка. Вот в каком переосмысленном, если можно так выразиться «русифицированном» виде предстает миф об Алконосте у Клюева в поэме «Погорелыцина»: Резчик Олёха – лесное чудо,
Глаза – два гуся, надгубье рудо,
Повысек птицу с лицом девичьим,
Уста закляты потайным кличем.
Заполовели и древа щеки,
И голос хлябкий, как плеск осоки,
Резчик учуял: «Я – Алконост,
Из глаз гусиных напьются слёз! И здесь Алконост, рождённый под резцом русского Пигмалиона Олёхи, сулит многие печали роду человеческому. Новое толкование у слова алконост появляется и в различного рода справочных изданиях. Так, энциклопедический справочник «Персонажи славянской мифологии» называет алконоста «птицей грусти и печали» (24).
 (В.М.Васнецов "Гамаюн, птица вещая", 1895г.) Ещё одна райская птица – гамаюн
– пришла в отличие от сирина и алконоста на Русь не из Греции. Корни её отыскиваются, по мнению академика О.Н. Трубачёва, на Востоке, причём не на арабском, а на иранском. Древняя форма, с которой связано слово гамаюн, это младоавестийское humaiia "искусный, хитроумный, чудодейственный", откуда в древнеиранском мире употреблено было имя собственное *Humaya (25). О.Н. Трубачёв замечает, что птица – прообраз птички гамаюн «была не только райской, но и хитроумной. Образ этот, родившийся, вероятно, ещё на почве иранского фольклора, рано пересёк границы стран и культур и стал международным» (26). На Руси птица гамаюн была хорошо известна из различных сочинений естественнонаучного и географического характера. В первую очередь источником сведений о ней были различные «Козмографии» (т.е. Космографии или, приближая это название к современной терминологии, географии). Так, в одной из «Козмографии» XVI или начала XVII в. читаем: «В той же части Азии Симове жребии, многая островы на восточномъ море: первый остров Макарицкий близъ блаженнаго рая и потому его близъ глаголятъ, что оттуда залетаютъ райския птицы Гамаюн и Финиксъ благоухания износятъ чюдная». «Восточному» происхождению птицы гамаюн обязано её появление в титулах восточных правителей, в первую очередь, конечно, турецкого султана, а также шаха Ирана. Картотека Древнерусского словаря, хранящаяся в Институте русского языка им. В.В. Виноградова РАН, содержит выписки из различных грамот и посланий восточным владыкам, содержащих упоминание этой птицы, причём всегда в одной и той же устойчивой форме. Вот, например, полный титул турецкого султана Ибрагима из одной царской грамоты, отправленной с послами в Константинополь: «Гамаюна подражателю Ибрагимъ султану Государю Константинопольскому, Беломорскому (т.е. владыке Западного моря, Адриатического folklor.ru), Черноморскому, Анатолийскому, Урумскому, Римскому (от названия области Рум, Румелия folklor.ru), Караманскому и иныхъ Великому Государю брату и доброму приятелю нашему». А вот как обращался к турецкому владыке царь Василий: «Высокостоинешему властию и превознесённому честию яко рогу и сынъ рога подражателю Гамаюна и по сему желателнейшему светлостию лица неже песни Сирина... Государю Константинопольскому Салиму-шагъхан-дикерю». Любопытно, что в этом обращении Гамаюн упоминается наряду с другой райской птицей – Сирином. Характерен стиль грамоты Бориса Годунова шаху Ирана Аббасу, сочетающий прославление шаха с самоуничижительными характеристиками Бориса: «...В царехъ светлообразнейшему и избранному гамаюну подражателю... высочайшему и славнейшему государю Перситцие и Ширванские земли начальнику Иранскому и Тиранскому Аббасъ шахову величеству царского величества слуга и конюшей бояринъ... дворовой и намесник казанской и астраханской Борисъ Фёдорович Годуновъ вашему высочайшему величеству челомъ бъетъ». Появление оборота гамаюна (или гамаюну} подражателю в титулах восточных (в том числе иранских) владык лишний раз подтверждает этимологизацию этого слова, предложенную О.Н. Трубачёвым. Любопытные сведения о «царском» величии птицы гамаюн можно найти в статье В.К. Трутовского о Смоленском гербе (возможно, статья не была опубликована): «Птица Гамаюн, называемая у татар «Гюмай», а в турецком языке «Гюма...» считается среди мусульман особенно важной и многозначащей, как для всякого рядового правоверного, так и для мусульманских владык... над кем она пролетит так близко, что крыльями своими повеет ему на голову, тот будет непременно владыкой. Отсюда в турецких языках создалось слово «гумаюн», что в первоначальном своём значении равносильно слову „августейший“» (27). Птица гамаюн была столь популярна на Руси, что название её даже использовалось как внутрисемейное имя, от которого произошла фамилия Гамаюнов (28). Птица гамаюн вошла не только в дипломатическую переписку, но и в быт русских царей. Так, в 1614 г. царю Михаилу Фёдоровичу у московского гостя Михаила Смывалова было куплено несколько диковинных вещиц, в том числе: «Птица Гамаюн около шеи сверху обнизано жемчугом, на середине жемчужина большая, позадь её на спине репей серебряной, на репьё зерно жемчужное» (29). И.Е. Забелин упоминает также, что 21 октября 1626 г. «дьяк Ждан Шипов отнёс в Верх к государю в хоромы птицу Гамаюн, которая в этом случае могла быть какою-либо вещицею, изображавшею такую птицу, как она и описана выше» (30). Возможно, именно об этой вещице пишет так называемая «Книга глаголемая урядник: Новое уложение и устроение чина сокольничья пути» (1656). Здесь читаем: «Василий Ботвиньевъ, по государеву указу возьми из Гамаюна, райския птицы, письмо... И подьячий... разстегнувъ птицу Гамаюна, вынимаетъ письмо и... чтетъ вслухъ» (31). В таком случае описываемый у Забелина и в «Уряднике» Гамаюн может быть выполненной в виде райской птицы шкатулкой.
 ("Гамаюн". Картина В.Королькова) Обитал при дворе царя Алексея Михайловича и вполне живой Гамаюн – любимый его кречет с именем райской птицы. Об этом пишет уже цитировавшаяся ранее книга «Урядник», упоминая этого кречета раньше других птиц: «Росписъ Государевымъ охотникам, кому которыхъ птицъ указано держать. Первая Парфентиева статья. Парфентию самому: кречетъ Сибирский цветный Гамаюнъ» (32). И. Тарабрин замечает: «Не была ли эта птица изображена на сотенном знамени у сокольников и стремянных конюхов в Рижском походе царя Алексея Михайловича 15 мая 1656 г., по крайней мере в Описи знамен 1664 г. под № 10 указывалось, что это знамя чёрной тафты, в середине вшита птица гамаюн, опушка тафта белая» (33). Ещё одна живая птица, называемая Гамаюн, но никакого отношения к ловчим птицам не имеющая, была поднесена государям Фёдору и Петру Алексеевичам в 1686 г. И.Е. Забелин по этому поводу замечает: «Торговые люди Охотного ряду, призванные на Казённый двор, чтобы объявить ей цену, – смотря на птицу Гамаюна, сказали, что де у них в ряду такой птицы не бывало и цены они ей не знают. Неизвестно, сколько времени жила во дворце эта невиданная птица, которую книжники причисляли к райским» (34). Гамаюн, будучи птицей, дала, тем не менее, наравне с такими чудовищами, как аспид и василиск (Folklor.ru: см. в разделе «Статьи»), название пушке-пищали, описание которой можно найти в Актах московского уезда XVII в. под 1696 г.: «Великого государя в казне на пушечном дворе налицо полковых пищалей... пищал гамаюнъ ядром и длиною такова же весом 25 пуд 30 гривенокъ на турецком стану». Судя по весу, иную пищаль с таким же названием упоминает И.Е. Забелин в своей книге «История города Москвы» наряду с другими, собранными повелением Петра I в Москве для создания Музея воинских трофеев: «Гамаюн, вес 102 пудов, лил мастер Мартьян Осипов 1690 г., с изображением птицы Гамаюна» (35). Гамаюн на этой пищали изображён в виде безногой птицы (36). Любопытно, что пищаль с таким изображением представляет собой как бы реальное воспроизведение герба города Смоленска: пушка и сидящая на ней безногая птица гамаюн.
(герб Смоленска,Советский вариант) Безногость, а порой даже и бескрылость гамаюна (иногда также называемого манкория, манцкодисъ, парадызея последнее от слова «парадиз», Paradise рай) отмечается многими памятниками письменности. Об этом в рукописи, именуемой «Книга Естествословная», сообщается следующее: «О гамаюне. Гамаюнъ птица инакоже и манкория, еяже и райскою птицею именуетъ, величеством поболе врабия хвостъ имать семи пядей, ногу и крылъ у себе не имать, обаче выну непрестанно по воздуху хвостомъ своимъ летаетъ, и никогда почиваетъ, цветже перия ея велми прекрасенъ естъ, и пожелатенъ видению человеческому...» (37) Герб Смоленска с изображением пушки и гамаюна древен. На печати Иоанна Васильевича Грозного, правда, этот герб изображен в виде великокняжеского престола, на котором положена шапка Мономаха. Но это случилось, как полагает автор ставшей классической книги «Русская геральдика» А.Б. Лакиер, «или по общепринятому для всех бывших великих княжеств символу…, или по ошибке мастера» (38). По крайней мере на серебряной тарелке царя Алексея Михайловича (1675 г.) мы находим в гербе Смоленска уже известный сюжет: пушка (без лафета), а на ней сидящая безногая птица. В дневнике Корба, сопровождавшего в 1698 и 1699 г. посла Священной Римской Империи, отправленного к российскому двору для переговоров о войне с Турцией, сохранилось изображение российской государственной печати. Здесь находим и герб Смоленска: пушка на лафете и безногая птица на ней. Подобный же герб сохранился и на печати, приложенной к письму князя Фёдора Куракина, адресованному князю Никите Ивановичу Одоевскому. Надо отметить, что здесь птица изображена не только безногой, но и вроде бы бескрылой, зато с пышным, почти павлиньим хвостом. В низу печати не очень разборчивая надпись: «птица гамаюн» (39). Она напоминает изображение гамаюна в одном из изданий Лицевого Букваря Кариона Истомина, которое можно спутать с изображением ежа (40). В реестре гербов, представленном графом Минихом в мае 1729 г. в Военную коллегию, герб Смоленска описывается следующим образом: «пушка чёрная, станок жёлтый, на пушке птица желтая без ног, поле белое» (41). Приблизительно в таком же виде этот герб был высочайше утверждён 10 октября 1780 г. в качестве герба как самого города, так и Смоленского Наместничества: в серебряном поле чёрная пушка на золотом лафете, а на пушке райская птица (42). Любопытное объяснение безногости птицы на смоленском гербе даёт Лакиер: «Обыкновенно же смоленский герб состоял из изображения лафета, на котором сидела райская птица подстрелена... может навести на догадку, что Смоленск, пограничная и всегда исправно вооружённая крепость, не раз служила тому, что поляки и литовцы бывали отражаемы и побеждаемы; а все былины о райской птице свидетельствуют, что ею обозначались самые вожделенные и недосягаемые предметы. Не таким ли для поляков и русских бывал и Смоленск?» (43).
(Смоленская область 1780г) С годами смоленская райская птица, очевидно, ввиду стабилизации ситуации под Смоленском, встала на ноги. В 1856 г. был высочайше утверждён герб Смоленской губернии: «В серебряном поле чёрная пушка, лафет и колеса в золотой оправе, на запале райская птица» (44). На этом гербе райская птица не только имеет ноги, но и твёрдо стоит на них и, гордо задрав пышный хвост и расправив крылья, уверенно смотрит на запад, в сторону к тому времени уже окончательно поверженной Польши. Рациональный XVIII в. давал своё объяснение безногости райской птицы, украсившей собой герб Смоленска. «Словарь коммерческий», переведённый с французского языка Василием Левшиным и изданный в Москве в 1790 г., подробно описывает, среди прочих товаров и «названий вещей главных и новейших, относящихся до Коммерции», и экзотических райских птиц, завезённых португальцами в Европу с островов южных морей. Причём привозились они не живыми, а в виде специальным образом приготовленных чучел: «Птичка сия, продаваемая засушенною, без ног и внутренних, и от такого приготовления могущая долговременно сохраняться, привозится из страны Папуас, инако Новой Гвинеи, в острова Молукские жителями островов Аро, или Ару» (45). Словарь отмечает, что местные жители покупают этих засушенных и безногих райских птиц «для употребления в некоторых празднествах, торжествуемых ими в некоторое время года», а также «по некоторым суеверным мнениям: первые носят их при себе в военное время, шед на сражение, уповая, что по силе их не могут быть ранены; последние же чают приобрести благоволение богов своих через содержание птиц у себя или ношение в торжественных ходах» (46). Португальцы, увидевшие этих птиц первыми из европейцев, назвали их Писсаро дель соль, т.е. Птица солнцева, «потому, что она кажется летающею близ солнца», испанцы называли их Пиксаро дель сикло, т.е. Птица небесная; «ибо видимы они только летающими в воздухе». «Обыватели Тернатские острова Молукского называют их Мануко девата, которое европейцы превратили в Манукодията, что значит «Птицу Божию»; потому что она представляется прилетающею с небес, обиталища лже-богов их; без сомнения от сего воображения прозвана она Птицею Райскою» (47). Объяснения, как видим, вполне в духе картезианского рационализма, без всякой мистики. Однако любопытно, что и рациональные европейские учёные в безногость этих псевдо-райских птиц поверили, и вот по какой причине: «Как продают их без ног, и не могут в засушенных найти остатки оторванных их лядвий, подало это случай первым путешественникам к изобретению разных басен, а именно, что птицы сии ног не имеют, а для отдохновения цепляются хвостом за ветви древесные. Португальцы разгласили это в Европе, чему поверил не токмо народ подлый, но и великие естества испытатели, каковы были Геснер, Скалигер и прочие, описывавшие их безногими» (48). Как бы то ни было, но название райские птицы вошло в зоологическую терминологию. Более того, А.Э. Брэм пишет: «Самая известная из принадлежащих сюда птиц, – это названная Линнеем, безногая райская птица (Paradisea apoda)». Тут же, впрочем, отмечается, что у этой безногой птицы «ноги красные» (49). Каковы бы, однако, ни были, так сказать, военно-стратегические или биолого-зоологические рассуждения о безногости геральдического гамаюна в гербе Смоленска или изучавшихся Линнеем чучел райских птиц, но мифическая райская птица гамаюн безнога совсем по иным причинам, и её вечный полёт имеет огромный смысл. Нам уже известно, что произойдёт, если гамаюн крыльями своими повеет кому-нибудь на голову: быть ему владыкой. Если же гамаюн прервёт свой полёт, это чревато большими бедами. Вот что пишет об этом «Книга Естествословная»: «а егдаже падетъ на землю, тогда падениемъ своим провозвещаетъ смерть царей или королей, или коего князя самодержавна» (50). Отсюда и представление о Гамаюне как о птице вещей.
 (картинка сделанная с помощью компьютерной графики человеком под ником flicker - flicker.ucoz.ru) Интересно отметить, что Гамаюн, такая же райская птица, как Алконост и Сирии, никогда не изображалась на лубке с ними вместе. Она, как вещунья, всегда одинока. Такова она и на картине В.М. Васнецова. А. Блок, потрясённый этой картиной, пишет в феврале 1899 г. небольшое стихотворение «Гамаюн, птица вещая»: На гладях бесконечных вод,
Закатом в пурпур облачённых
Она вещает и поёт,
Не в силах крыл поднять смятённых...
Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых...
Предвечным ужасом объят,
Прекрасный лик горит любовью,
Но вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью!.. В 1900 г. А. Блок попытался опубликовать это стихотворение, как и второе, посвящённое Алконосту и Сирину, в журнале «Мир Божий». Пробежав стихи, редактор журнала старый либерал В.П. Острогорский сказал: «Как вам не стыдно, молодой человек, заниматься этим, когда в университете бог знает что творится!» – и выпроводил поэта «со свирепым добродушием» (51). Опытный редактор не понял, не разглядел, что перед ним поэт, которому самому суждено было стать вещим Гамаюном, что его устами древняя птица предвещала время неслыханных катастроф и потрясений, «и трус, и голод, и пожар», и «казней ряд кровавых», и «злодеев силу, гибель правых» – всё то, что суждено было испытать России в наступающем XX в. Так пришедшая из глубины времён иранская хитроумная птичка обратилась на рубеже веков в устах великого поэта в грозную вещунью судьбы огромной страны. В последней трети XX в. другой поэт и бард обратился к теме райских птиц – это сделал Владимир Высоцкий в уже упоминавшейся его песне «Купола». Высоцкий, в отличие от Васнецова и Блока, свёл в своей песне вместе всех трёх птиц -и Алконоста, и Сирина, и Гамаюна. Есть в их изображении и традиционные, уже известные нам мотивы, но появляются и новые ноты, как тому и положено быть не у подражателя, а у продолжателя традиции. В первую очередь общий стилистический тон всего произведения. Есть в нём нечто сюрреалистическое, даже визионерское. Все три птицы у Высоцкого оказываются вещими, но в то же время сказочными, нереальными: Как засмотрится мне нынче, как задышится?!
Воздух крут перед грозой, крут да вязок.
Что споётся мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют – да всё из сказок.
Птица Сирии мне радостно скалится
Веселит, зазывает из гнёзд,
А напротив – тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черёд
Это птица Гамаюн
Надежду подаёт! Это, конечно, не лубок, не Васнецов и не Блок. Птица радости Сирин предстаёт в виде игривой и назойливой кокетки. Птица грусти и печали Алконост является каким-то почти босховским виденьем из наркотического кошмара. И только трагическая вещунья Гамаюн неожиданно становится воплощением надежды. Неслучайность такой трактовки подчёркивается тем, что в конце песни куплет о Гамаюне с некоторыми вариациями повторятся ещё раз. Что же, в той сонной державе, что, по Высоцкому, «раскисла, опухла от сна», даже предвещаемые Гамаюном катаклизмы, возможно, виделись ему надеждой на лучшее. Поэт времен «застоя», Высоцкий сотворил свой, и традиционный и обновлённый, миф о птице радости Сирине, птице печали Алконосте и вещей птице Гамаюне.
| 
